«Отказник» от Нобелевки со Звездного бульвара.

…Первым в СССР самую престижную премию мог получить совсем другой человек…

Таким он был в 1918 году, когда защитил в МГУ докторскую диссертацию и профессора спорили: кто этот юноша в форменной тужурке Московского коммерческого училища — гений или сумасшедший? Два десятилетия спустя, когда его выдвинули на Нобелевскую премию и назвали Леонардо да Винчи ХХ века, никто (кроме правителей его родины) уже не сомневался: гений!

Случаев отказа от уже присужденных Нобелевских премий было всего два. С Сартром и Пастернаком. Ситуации, когда наши ученые и писатели не становились нобелевскими лауреатами, своими предварительными отказами перечеркнув такую возможность, тоже были редкими. Но случались. Вот, например, Александр Чижевский…

В 1921 году совсем еще молодым человеком, не так давно переступившим за порог двух первых десятилетий жизни, он написал стихи:

Жить гению в цепях не надлежит,
Великое равняется свободе,
И движется вне граней и орбит,
Не подчиняясь людям, ни природе.

Великое без Солнца не цветет:
Происходя от солнечных истоков,
Живой огонь снопом из груди бьет
Мыслителей, художников, пророков.

Без воздуха и смертному не жить,
А гению бывает мало неба:
Он целый мир готов в себе вместить,
Он, сын Земли, причастный к силе Феба.

Маяковский предлагал ему бросить науку и перейти на работу в поэзию: «Из вас вышел бы неплохой поэт, если бы вы меньше увлекались наукой. Поэзия и наука очень ревнивы: они не признают любовниц! И та и другая — кровопийцы!» Владимир Владимирович, у которого за год до рождения приведенных стихов случилось свое необычайное приключение с приглашенным на чашку чая Солнцем, знал, что говорил.

Чижевский не бросил ни науки, ни стихов. Солнцем он занимался всю жизнь: и в своих стихах, насквозь пронизанных солнечным светом, и в своих исследованиях солнечно-земных связей. Правда, за стихи Нобелевская премия ему не светила. Она ведь по разным причинам, но по явной несправедливости, по ограниченности человеческих выборов и приговоров миновала и самого Маяковского, и Блока, и Ахматову, и Цветаеву, и Твардовского. А вот уровень его исследований и открытий явно, очевидно для мировой научной элиты тянул на Нобелевку.

Когда в 1918 году он защищал в Мос-ковском университете диссертацию с вызывающим названием — не более и не менее как «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса», ученый совет никак не мог определиться, с кем он имеет дело. Либо это величайший путаник, либо гений. Но докторскую степень дерзкому молодому человеку все же присудили.

Дальнейшее развитие Чижевским этих исследований показало: скорее все-таки гений.

Невероятным и сегодня кажется прямое совпадение или расхождение всего на год-другой сопоставленных им максимумов солнечной активности и важнейших войн и революций, величайших эпидемий убийств. С солнечными максимумами совпали: разрушение Византии (максимум — 1202 г., событие — 1204 г.), Варфоломеевская ночь (1572), революция в Англии (1649), Великая французская революция (1788—1789), Июльская революция во Франции (1829—1830), Февральская революция, революции по всей Европе (1848), восстание в Италии (1860), Парижская коммуна (1870—1871), первая революция в России (1905), Февральская и Октябрьская революции в России (1917).

Но дело не просто в этих сенсационных совпадениях. Чижевский произвел в наших представлениях о солнечно-земных связях переворот, равный тому, который на грани между Средневековьем и Новым временем произвел когда-то Коперник. Приведу авторитетное мнение вице-президента Российской академии космонавтики Л. Голованова: «Четыре с половиной столетия понадобилось мыслящему духу, чтобы прийти к крушению геоцентризма в его последнем прибежище — в науках о жизни и обществе. Честь завершения этой исторической ломки принадлежит А.Л. Чижевскому. Подобно Копернику, поставившему Солнце в центр астрономического мироздания, он отвел солнечной активности центральное место в геобиологическом континуме».

Кстати, Л. Голованов — человек, которому мы обязаны тем, что сегодня можем свободно знакомиться с основными трудами А. Чижевского, долгие годы неизвестными не только широкому читателю, но и специалистам, такими его работами, как «Космический пульс жизни» (общим объемом более 700 страниц), «На берегу Вселенной. Годы дружбы с Циолковским. Воспоминания», и другими. Он обеспечил их высокопрофессиональное издание, редактуру, комментирование. Поверьте: это не только полезное, просвещающее, обогащающее умы и души, но и увлекательное чтение. Многие мысли Чижевского, рожденные еще в 20-е годы прошлого века, звучат словно написанные здесь и сейчас, сегодня, для нас и про нас.

Что эти сокровища десятилетиями, чуть ли не на протяжении всего ХХ века, были скрыты от отечественного читателя — не случайность. В 1957 году, после ХХ съезда партии, к слову, выходит соответствующий том 2-го издания Большой советской энциклопедии. И там на страницах, отведенных для «Ч», не находится место для А. Чижевского. Более того, в 1996 году уже в ельцинской РФ, в издательстве «Просвещение» выходит биографический словарь-справочник А. Щукина «Знаменитые россияне». Кого только нет среди включенных туда 500 имен! Чижевского — нет.

Но вернемся к Нобелевке. В 1939 году в Нью-Йорке проходил Международный конгресс по биологической физике и космологии, собравший цвет мировой науки. Он обратился к Нобелевскому комитету при Королевском Каролинском институте Шведской академии наук с предложением присудить Нобелевскую премию ученому из Советского Союза Александру Чижевскому. Обоснование было такое: «Тот факт, что жизнь биосферы Земли зависит от солнечных явлений, давно стал трюизмом. Но впервые профессор Чижевский показал степень этой зависимости и ее интимную глубину. В этом заключается его громадная заслуга. Он раскрыл механизмы, тщательно скрываемые природой, показав, что живая клетка является тончайшим и избирательным резонатором для определенных корпускулярных и электромагнитных процессов внешней среды.

Русскому ученому удалось обнаружить очень мощный фактор экзогенного происхождения, состоящий в резонансе с живыми клетками и с биосферой Земли вообще. Эти фундаментальные труды профессора Чижевского чреваты громадными практическими последствиями, значение которых для медицины в настоящее время трудно даже предвидеть. <…>

Чижевский олицетворяет для живущих в ХХ веке монументальную личность Леонардо да Винчи».

Противников этого предложения не было тогда ни в Нью-Йорке, ни в Стокгольме, ни в любой другой точке Земли, где ученые знали и высоко ценили открытия Чижевского. И все дело чуть ли не автоматически шло к первой нобелевской медали Советского Союза.

Но от выдвижения в кандидаты на премию он… отказался сам. Формально — «по этическим соображениям». В действительности — под давлением высоких инстанций в своей стране.

Это потом, уже после войны, на второй для советских ученых нобелевской церемонии (первооткрывателем в 1956 году стал Н. Семенов), нобелевский лауреат из СССР Илья Франк мог за банкетным столом в Стокгольме мило беседовать с красавицей-принцессой Бригиттой. А в обедневшей на нобелевские награды новой России каждая из них и вообще становилась чуть ли не национальным праздником.

Но в 39-м сам факт выдвижения на «подозрительную» премию вызывал настороженность у наших властей. Чижевский хорошо это понимал и позже так объяснял свою подпись под отказом: «Предо мной стояли творческие задачи, от которых мне не хотелось бы отрываться, а подпись мою все равно бы смогли подделать».

Вот так в ХХ веке повторился сюжет, разыгранный в веке XVII на судьбе Галилео Галилея. Играя в Театре на Таганке брехтовского Галилея, Владимир Высоцкий, конечно же, говорил о своем времени. А посему, может, сам того не ведая, играл и сюжет об отречении Александра Чижевского, который так же, как и Галилей, думал, что выигрывает время для творчества. Однако столетье на дворе было суровое. Творить Чижевскому не дали. За клеветой последовал арест…

Он все-таки выдохнул свое: «А все-таки она вертится!» В 1943 году, сразу же после вынесения ему приговора, написал новый стихотворный «Гимн Солнцу».

Последние свои годы Чижевский прожил в Москве на Звездном бульваре. Совсем рядом жили первые космонавты и Сергей Королев. Будь московские чиновники прозорливее, могли бы дать бульвару имя Чижевского, может быть, самого знаменитого его жильца. Впрочем, «Чижевский жил на Звездном» — тоже звучит неплохо.

Автор: Смирнов Ким Николаевич
Новая Газета | № 113 от 11 октября 2010 г. .

Запись опубликована в рубрике Космисты, Новости науки, Размышления и наблюдения. Добавьте в закладки постоянную ссылку.

Добавить комментарий