…
Опубликовано: Рериховские чтения: Материалы Международной общественно-научной конференции. 1997. – М., 1999. – С. 18-30.
Тема доклада достаточно сложная, она затрагивает одну из важнейших проблем Живой Этики. Решать или рассматривать эту проблему можно только в свете синтеза – главного магистрального направления космической эволюции человечества. Так же, как и в химическом процессе при соединении нескольких веществ возникает цельное вещество с новым качеством, в синтезе каких-либо духовно-культурных явлений в ходе эволюции складывается целое, непохожее по своим качествам на исходные явления. Синтезирование подобного рода происходит, как правило, на уровне человеческого сознания и самым тесным образом связано с его развитием. Иными словами, синтез, как таковой, и есть важнейшее средство развития и расширения сознания. Синтез, произошедший в человеческом мышлении, в силу ряда энергетических обстоятельств выводит сознание на более высокую ступень, позволяет человеку видеть то, что до этого было для него сокрыто. И чем выше сознание, тем выше цельность восприятия окружающей действительности и глубже познание особенностей Мироздания. Именно поэтому в Живой Этике уделяется особое внимание расширению сознания.
Чем выше энергетическое состояние материи, тем выше и более всеобъемлющи процессы синтеза, тем более целостный подход к сложнейшим явлениям Мироздания вырабатывают человеческое сознание и мышление. Наш мир, мир плотной материи, обладает большой степенью дифференциации понятий и явлений, соотносящихся с Мирозданием. Приведу пример. Многим, изучающим Живую Этику, известно такое понятие, как Космический Магнит. Но многие ли это себе представляют? Мы нередко сбиваемся с толку, когда читаем в книгах Учения в одном месте, что Космический Магнит – это Космическое Сердце, а в другом – что он есть Космический Разум. Наше дифференцированное сознание и мышление подчас не в состоянии вместить такие утверждения. Ибо мы знаем, что сердце – это одно понятие, а разум – другое. Мы подчас не подозреваем, что высочайший энергетический уровень материи, в пространстве которой действует Космический Магнит, складывает целостную структуру, в которую входят Космическое Сердце и Космический Разум. И только расширенное сознание может вместить такую целостность. Живая Этика утверждает, что одним из важнейших направлений космической эволюции человечества в процессе одухотворения материи и расширения сознания является синтез сердца и разума. В результате такого синтеза сердце становится умным, а разум сердечным.
В нашем плотном и дифференцированном мире существуют три формы, или три способа, познания: искусство, религия, наука. Можно было бы сюда добавить и философию, но она, в качестве необходимой части каждого из названных мною способов познания, пронизывает их как цементирующее вещество. Эволюция, идущая по магистральному пути синтеза, отражает ритмы Вселенной, диктуемые Космическим Магнитом. Ритмы эти волнообразные: вверх – вниз, процветание – упадок, объединение – разъединение. Иными словами, ритмы Космоса как бы балансируют на противоположениях, вознося одно, опуская другое и наоборот. В этом волнообразном движении ритмов и заключается главная особенность эволюции и истории человечества. Волны эволюции, проходя через противоположения, набирают энергетику, благодаря которой каждая следующая волна будет выше предыдущей. Так создаются ступени эволюционной лестницы, устремленной ввысь. Ни одно явление не может быть проанализировано или осмыслено без учета этого обстоятельства. Ставя проблему синтеза способов сознания или мышления, мы должны обратиться в первую очередь к основному в этом случае противоположению: объединение – разъединение. Оно действует в энергетическом пространстве синтеза с регулярной и постоянной закономерностью. Если есть соединение, то будет разъединение и наоборот.
Человеческая история знает три способа мышления или сознания: мифологический, религиозный и научный. Можно оспаривать такое деление. Но примем пока его таким, как оно есть, и постараемся проследить в пределах этого деления интересующие нас процессы.
Древнейшим, или изначальным, способом мышления человечества был мифологический – целостный и образный. В нем была заложена информация иных миров, иных состояний материи. Этот изначальный сгусток самой разнообразной информации, но облеченной в строгую систему, представлял собой, так сказать, «энциклопедию» необходимых человечеству знаний, умений, видов творчества и представлений, связанных с его бытием. Один из интереснейших исследователей, Ф.Д. Инфанте, писал по этому поводу: «Религии, философские системы, искусство, общественные формы бытия примитивного и современного человека, первые научные и технические открытия, даже мучительные сновидения – все это вытекает из единого мифологического источника»[1].
Но мифология – это не только система информации, но и своеобразный камертон, который настроил человеческое сознание и мышление на высокую ноту связи с Высшими мирами и определил место этой связи в системе человеческих ценностей. Целостность и образность мифологического сознания и мышления дают нам возможность понять пути синтеза космической эволюции. Они идут от связи с Высшим. Без этой связи, играющей в любом эволюционном явлении роль цементирующего раствора, все бы распалось, превратившись в первозданный хаос.
Два последующих способа мышления, религиозный и научный, представляют собой две основные ветви разъединенного мифологического мышления. Вряд ли можно считать, что каждый из них играет только самостоятельную роль. Это те «камни», которые остались от времени «разбрасывания камней». Тот и другой способы мышления существуют в одном и том же времени и часто в одном и том же пространстве. Я затрудняюсь назвать этот период каким-то одним словом.
Следующий период человеческого сознания или мышления, представляющий собой эволюционную волну, которая сейчас поднимается ввысь к новому синтезу из бездны разъединения, пришелся на переломный XX век. Мы оказываемся свидетелями космических движений эволюции, и многие из нас, вне зависимости от мировоззрения, интуитивно ощущают эти движения. Это вполне естественно, ибо такова космическая энергетика, частью которой является сам человек.
«Время собирания камней» ставит перед нами задачу проанализировать те явления, которые так или иначе, согласно Великим законам Космоса, войдут в канал синтеза. Мы должны понять, что в этих явлениях отвечает космической эволюции и продолжится в будущем, а что уйдет в небытие.
Итак, «время разбрасывания камней», или время разъединения, подарило нам три основные формы познания, которые и составят фундамент нового синтетического мышления человечества. Оно станет качественно выше первого земного синтетического сознания – мифологического. Но так же, как и мифологическое, оно будет цельным и, надеюсь, образным. Религия, искусство, наука. Исторически сложилось так, что религия и наука противостоят друг другу; искусство же наукой попросту не берется в расчет. Что же в каждой из этих форм познания содействует синтезу, а что препятствует? Перед этим одно замечание. Противостояние религии и науки привело к ложной мысли, рожденной в ортодоксальной эмпирической науке, что научное мышление должно одержать победу над религиозным и покончить с последним. Вряд ли надо доказывать, что разные «победы» и «уничтожения» не есть путь космической эволюции. Такой путь приводит к различного рода искажениям и является крайне неплодотворным и для дальнейшей теории познания, и для расширения человеческого сознания.
«Религия и наука, – сказано в одной из книг Живой Этики, – не должны расходиться в своей сущности <…> Все великие открытия человечества не будут исходить от огромных лабораторий, но будут находимы духом ученых, которые обладают синтезом»[2].
Когда мы употребляем слово «религия», то часто вкладываем в него самые разные понятия. Попробуем разобраться в этом. Мы можем выделить в обобщенном понятии «религия» три слоя. Первый – это природная религиозность человека, которая живет в каждом из нас. На этой основе может возникнуть и хорошее и плохое. Религиозность – это загрунтованный холст, на котором человек, ведомый своей свободной волей, может изобразить и то и другое. На ткани природной религиозности, которая есть явление человеческого духа, возникала изначальная Культура. Религиозное чувство или, скорее, ощущение убить нельзя. Его только можно направить не в ту сторону и заставить человека поклоняться ложным ценностям и ложным пророкам. История человечества знает немало таких фактов.
Религиозные учения, возникшие на основе природной религиозности человека, имели целью направить эту религиозность в нравственное русло, дать человеку понятие о Высшем и сформировать его религиозный опыт как определенную систему познания. История человечества знала немало учений, приносимых духовными Учителями. Будда, Христос, Мухаммед создали Учения, которые были приняты людьми различных национальностей, различных стран и различного мировоззрения. Учения составили второй слой религии. На основе их человек создал конфессии, третий слой, и сформировал конфессиональное сознание. Если первый слой был и остается природным, а второй содействовал расширению человеческого сознания, ибо каждое великое духовное Учение производило в нем революцию, то конфессии выступили как разъединяющее начало. Конфессиональное сознание привело не только к противостоянию последователей разных Учений. Мы знаем, что христианство расколото на многие конфессии и секты, взаимоотношения между которыми далеко не мирные. Православные и баптисты, католики и протестанты, лютеране и староверы – всех не перечислишь. Конфессиональное, зачастую нетерпимое к иноверцам отношение было порождено низким сознанием, эманировавшим на плотной материи, над которой гуляют миражи различных дифференциаций и разъединения.
И когда религию, как таковую, нередко отождествляют с конфессией, а религиозное сознание – с конфессиональным, то часто выводы оказываются неверными, а действия разрушительными. Данное состояние религиозного сознания или мышления в современном мире свидетельствует о многих трудностях, которые могут возникнуть на пути синтеза Нового Познания. Просто убрать их с дороги каким-то привычным способом вряд ли можно. Да и подобные способы, уже опробованные в нашем обществе, дали как раз обратный результат. Религиозные Учения, очищенные от конфессиональных наслоений, могут дать определенные возможности для синтеза в пространстве религии. Однако нужно понимать, что синтез, идущий на уровне сознания и мышления, – процесс крайне долговременный.
Что же касается искусства как одной из самых древних форм познания окружающей действительности, то мне хотелось бы привести высказывание русского философа П.Д. Успенского, которое цитирует Н.К. Рерих в своем очерке «Мера искусства»:
«Впереди всех других человеческих способов проникновения в тайны природы идет искусство. Ум, оперируя с теми данными, которые он получает через органы чувств и психического аппарата, должен идти через трехмерную сферу и не может идти иначе, точно так же, как он не может действовать иначе, как через логику. Искусство идет совсем другим путем. Оперируя с эмоциями, с настроениями, с инстинктами и с пробуждающимися интуициями, оно совершенно не стеснено пределами трехмерной сферы, совершенно не должно считаться с законами логики и сразу выводит человека в широкий мир многих измерений.
Поэтому искусство идет впереди науки, точного знания и даже впереди философии, но не служит им, не прокладывает для них путей и идет своим путем, открывая свои горизонты <…>
Искусство нарушает весь механический порядок трехмерного мира. Оно отворяет дверь в мистику и магию, зовет в мир удивительных и волшебных приключений <…>
Искусство, которое не говорит об этом «ином мире», не заставляет о нем думать или его чувствовать или рисует тот мир как подобие или продолжение нашего, это не искусство, а подделка, трезвая и рассудочная подделка, псевдоискусство»[3].
Другой большой философ, П.А. Флоренский, исследуя с этой точки зрения иконописное искусство, пришел к заключению, что икона, созданная истинным художником, являет собой «дверь в мир иной», несет в себе сокровенную связь с миром Высшим, служит средством познания этого и того мира. Вряд ли в этом можно сомневаться, ибо творческая основа искусства, будь то живопись, литература, музыка или что-либо подобное, находится во внутреннем духовном пространстве человека и неизбежно связана с материей иного, более тонкого состояния, более высокого измерения. Само же творчество в его истинном значении есть явление более высоких миров, чей отблеск искусство приносит в нашу земную действительность. Искусство одним из первых доставило нам весть иных миров. Такие художники, как Рерих, Чюрлёнис, Черноволенко и некоторые другие, уже возвещают своим искусством наступление новой эпохи, говорят своими полотнами о новой модели Вселенной, содействуя не меньше, чем наука, развитию космического Мироощущения. Когда мы смотрим на гималайские пейзажи Николая Константиновича, то, постигая их красоту, проникаемся тем отблеском иного мира, который лежит на них. Оттуда льется поток энергетики миров иных состояний материи и формирует в пространстве нашего духа совсем другие представления, непохожие на те, которые мы имели до встречи с творчеством художника.
На стенах нашего нового[4] музея вы видели рисунки Елены Ивановны Рерих, которые явно свидетельствуют о незаурядных художественных способностях автора. Но этого мало. Это особые рисунки. Они – результат контакта Елены Ивановны с мирами более высоких состояний материи. П.А. Флоренский в своем уникальном труде «Иконостас» пишет о методе создания икон. Художник должен быть одновременно святым и иметь возможность контакта с «миром Горним», чтобы потом то, что он увидел и познал, изобразить в земных формах, в иконе, или же иметь рядом с собой такого святого, который, общаясь с «миром Горним», наставлял бы его в творчестве. Флоренский называл такого святого «свидетелем», а иконописца «свидетелем свидетеля». Такое содружество было и в совместном творчестве Елены Ивановны и Николая Константиновича. Многие картины мастером были созданы на основе видений жены. Поэтому Рерих писал, что каждая картина должна носить два имени – мужское и женское. Работа художника облегчалась тем, что Елена Ивановна, свидетель, умела еще и рисовать. Поэтому Николай Константинович, свидетель свидетеля, получал уже оформленную информацию, что давало ему возможность проникнуть более глубоко в образы и символы, которые он переносил на свои великие полотна.
Но наряду с таким истинным искусством существует и другое, которое П.Д. Успенский называет псевдоискусством. Пример такого искусства – многие произведения в стиле так называемого социалистического реализма, служившие целям и задачам государственной идеологии. Но есть и такое, что мы можем назвать попросту антиискусством. Оно порождено уродливыми, неэстетическими формами техногенной цивилизации. Естественно, что подобное «искусство» недолговечно и не может быть эволюционным.
От эпохи к эпохе меняются соотношения истинного, как мы определяем, вечного искусства и мотыльков псевдоискусства и антиискусства, неизбежно сгорающих в огненных струях энергии космической эволюции. Соотношения эти определяются самыми разными социальноисторическими факторами. XX век в силу своего переломного характера оказался богатым и тем и другим. Высокое, светлое творчество, следуя законам диалектики самой эволюции, неизбежно вызывает к жизни, как противоположение, потоки темного и безобразного. Таковы условия мира плотной физической материи.
Наиболее тяжелое положение в отношении космического синтеза сложилось в науке. В силу ограниченного времени я не могу подробно остановиться на особенностях развития современной науки. Да это и не входит в мою задачу. Скажу только одно – на фундаменте бездуховной науки выросла та техногенная цивилизация, которая разрушает не только человека, но и планету. Катастрофическое экологическое положение Земли связано непосредственно с традиционной экспериментальной наукой. Поэтому многие страницы Живой Этики посвящены современной науке. Основная мысль Учения заключается в том, что наука должна быть одухотворенной, нравственной и, наконец, должна повернуться к изучению иных состояний материи, тонких энергий, внутренней духовной структуры самого человека. Наука и те, кто в ней заняты, должны нести нравственную ответственность за все, что выходит из научных лабораторий. Иначе будет невозможно разорвать ту дурную бесконечность, которая может привести к гибели человечества и планеты.
Главным отягощающим обстоятельством в науке как форме познания и способе мышления является отсутствие в ней на протяжении нескольких веков связи с тем Высшим, которое было главной особенностью других форм познания. Когда-то наука была тесно связана с религией и искусством. Мы знаем времена, когда жрецы были хранителями знаний, а храмы – местом работы ученых. Отделение науки от других способов познания и превращение ее в изолированную область экспериментального знания имеет свои исторические причины. Развитие экспериментальной науки, как таковой, началось как раз в период укрепления конфессионального сознания и усиления тоталитарных тенденций в самой церкви. Инквизиция, созданная для борьбы со всякого рода ересью и инакомыслием, нанесла немалый урон науке. Костер Джордано Бруно, допросы Галилея, преследование Коперника – все это знаки неприятия могущественной церковью новых мыслей, новых идей. И когда это могущество стало ослабевать и наступил XVIII век, век Великой Французской революции и свободомыслия энциклопедистов, экспериментальная наука стала освобождаться от церковных оков. Но вместе с ними она освободилась от всего, что было связано не только с церковью, но и с самим Учением Христа. Освободилась от тех знаний, которые принес Учитель человечеству, и прежде всего от понимания необходимости связи с Высшим, от осознания существования Мира Невидимого. Горизонт науки замкнулся на плотной физической материи, кроме нее ничего больше не существовало. Ни Бога, ни дьявола, ни души, ни миров иных. Все превратилось лишь в «выдумку церковников».
Материалистическая позиция ученых была укреплена и усугублена материализмом немецких философов, а затем марксистской доктриной, получившей в XX веке достаточно широкое распространение. Марксизм усугубил ситуацию с наукой, особенно в России. Вместе с тем, хотя это звучит парадоксально, именно в России появилась самая большая группа ученых, которая вместе с русскими философами Серебряного века начала пересматривать старое социологическое мироощущение и с начала XX века уже формировала космическое сознание. Этих ученых было не так много, но их имена, как звезды, ярко сверкали на небосклоне мировой науки. Они не только формировали новое космическое мышление, но и обратились к другим формам познания, как бы интуитивно готовя будущий синтез этих форм. Их работами наука заговорила о том, о чем молчала несколько веков. «Интуиция, вдохновение, – писал великий русский ученый В.И. Вернадский, – основа величайших научных открытий, в дальнейшем опирающихся [на исследования] и идущих строго логическим путем, – не вызываются ни научной, ни логической мыслью, не связаны со словом и с понятием в своем генезисе. В этом основном явлении в истории научной мысли мы входим в область явлений, еще наукой не захваченную, но мы не только не можем не считаться с ней, мы должны усилить к ней наше научное внимание»[5].
И еще: «Я считаю себя глубоко религиозным человеком <…> Я думаю, что религия имеет колоссальное будущее, но формы ее еще не найдены»[6].
А вот мысли об этом же самом другого выдающегося русского ученого, К.Э. Циолковского: «Все будет в руках тех грядущих людей – все науки, религии, верования, техника, словом, все возможности, – и ничем будущее знание не станет пренебрегать, как пренебрегали мы – еще злостные невежды, – данными религии, творениями философов, писателей и ученых древности»[7].
В этих фрагментах мы видим не только предчувствие синтеза основных форм познания, но и убеждение в его необходимости. Утверждение В.И. Вернадского о том, что именно интуиция и вдохновение, а не логический интеллектуальный процесс являются первичными в науке и составляют основу всех великих открытий, полностью совпадает с мыслью Живой Этики, процитированной мною выше.
Знаменательным, на мой взгляд, является одно из высказываний П.А. Флоренского, касающееся православной конфессии. Сам православный священник и крупнейший философ православия, он пишет: «Православная церковь в своем современном виде существовать не может и неминуемо разложится окончательно; как поддержка ее, так и борьба против нее, поведут к укреплению тех устоев, которым время уйти в прошлое, и вместе с тем задержат рост молодых побегов, которые вырастут там, где сейчас их менее всего ждут»[8]. Здесь вынесен приговор не только православной церкви, но и тому конфессиональному сознанию, которое стоит в современном мире на пути эволюционного процесса синтеза. Давая эмоциональную оценку этому высказыванию, хочу отметить то несгибаемое мужество и высокую честность, которые отличали Флоренского, в какие бы обстоятельства он ни попадал. Интуиция, которой он неизменно следовал, вела его всегда по истинному эволюционному пути.
Мысли русских философов и выдающихся ученых и идеи Живой Этики составляют как бы духовно-энергетическое пространство эволюционных продвижений на планете Земля. В процессе расширения сознания синтез основных форм познания составляет главное энергетическое направление в космической эволюции человечества. В каждой из этих форм существует основа, которая в будущем сформирует их синтез. В искусстве – произведения истинного искусства, в религии – духовный опыт религиозных Учений, в науке – интуитивная и логическая устремленность к синтезу и принятие реальности Невидимого мира наиболее духовно развитыми учеными. Именно последнее обстоятельство даст возможность науке восстановить потерянную ею в веках связь с Высшим. Пожалуй, из трех форм познания наука наиболее тяжела для трансформации. Окостеневшие традиции старых подходов, примитивное понимание материи, извечное стремление свести все богатство и сложность окружающего нас мира к чисто физическим факторам, традиционный консерватизм устоявшихся истин и, наконец, постоянное отрицание знаний, полученных в иных областях человеческого познания, – все это долго будет мешать тем изменениям, на которых может состояться эволюционный синтез.
Живая Этика, принесенная нам Рерихами в 20-е и 30-е годы XX века, годы научного «взрыва», есть та философская система, которая содержит новые идеи синтеза, необходимые для серьезной трансформации науки. Некоторые ученые уже обратили внимание на этот труд, большинство пока прошло мимо. Тому есть своя причина. Дело в том, что в Живой Этике разработан синтез основных форм познания, в то время как этот процесс только начинается в культурно-духовном пространстве России и других стран. Идея синтеза пока плохо усваивается многими учеными. Живая Этика есть опережающий фактор нашего времени. Она рассчитана на будущее. Но нам всем известно, что наше будущее уже началось в прошлом, оно начинается и сегодня, в настоящем. Неправильная оценка Живой Этики Православной церковью как новой религии, противостоящей христианству, также принесла отрицательные результаты. Слабая мировоззренческая и культурная ориентация большинства ученых способствует распространению в их среде подобных утверждений. Получилось так, что Живая Этика и священник Флоренский разминулись в пространстве, хотя проявили себя в одно время. Но деяния и убеждения Флоренского тоже пронизаны космическим сознанием. Вот что пишет С.И. Фудель, близко знавший Флоренского: «Главная его заслуга заключалась в том, что, овладев всем вооружением современной ему научной и религиозно-философской мысли, он вдруг как-то так повернул эту великую махину, что оказалось, она стоит покорно и радостно перед давно открытой дверью богопознания. Этот «поворот» есть воцерковление мысли, возвращение запуганной, сбитой с толку и обедневшей в пустынях семинарий религиозной мысли к сокровищам благодатного знания. Это не «научное доказательство бытия Божия» и не рационалистическая попытка «примирить религию с наукой», а какое-то отведение всей науки на ее высочайшее место – под звездное небо религиозного познания… Казалось, что еще немного – и ботаника, и математика, и физика заговорят человеку ангельскими языками, словами, свойственными именно этим точным наукам, но проросшими в Вечность, омытыми там от Нетленного Источника»[9].
Из двух составных частей, религии и науки, согласно Флоренскому и Живой Этике, возникает качественно новая система познания.
Флоренский нес этот синтез в себе и выразил его в своей философской мысли. Поэтому в современной философии он олицетворяет направление, которое называют эволюционным. Могут ли наши ученые столь глубоко проникнуть в наследие П.А. Флоренского, как это сделал С.И. Фудель, пока сказать трудно.
С ликвидацией в наше время идеологического пресса марксистской доктрины хлынул значительный поток научной литературы, где освещаются проблемы и синтеза, и исследований тонких явлений и иных форм познания. Крупнейшие ученые, такие как академики Б.В. Раушенбах и А.Д. Сахаров, выдающиеся физики, высказали нетрадиционные для нашей науки взгляды на роль религии и признали за ней право на синтез с наукой. «Для целостного же восприятия мира, – пишет Раушенбах, – следует, что наука и религия не противоречат, а дополняют друг друга, точно так же, как искусство не противоречит науке, а дополняет человеческое восприятие мира»[10]. Вспоминая свои беседы с А.Д. Сахаровым, Раушенбах отмечает: «Сахаров считал, что в мире существует нечто вне материи и ее законов, нечто, что отепляет мир. И добавлял: это чувство можно считать религиозным. Если понимать под религией такое чувство, которое говорит об осмысленности Мироздания, что Мироздание не случайное собрание молекул или еще чего-нибудь, а нечто имеющее смысл, цель, то такого мнения придерживаются очень многие»[11].
В нашей науке идут интереснейшие процессы, связанные с новыми подходами к решению старых задач, с новым переосмыслением необъяснимых ранее явлений. Но ученым, занятым в этой области, свойственна одна особенность. Открывая новые явления в Мироздании, новые энергии и иные состояния материи, они пока остаются в привычном им, обжитом традиционном пространстве и пока не пытаются выйти за его пределы. Многие из них не считают нужным обратиться к многовековым культурно-духовным наработкам, древней философской мысли, знаниям, полученным не логическим и не экспериментальным путем. Поэтому время от времени происходит изобретение давно бытующих «велосипедов». Этому есть, на мой взгляд, две основные причины. Одна заключается в недостаточной культурной подготовке самих ученых; вне зависимости от того, в какой области работает тот или другой, он о многом просто не знает. Первую причину нетрудно устранить, хотя на это потребуется время. Вторая – посложней и связана не столько с информацией, а скорее с особенностями психологии самих ученых. Естественно, что психология у них разная. Но профессиональная среда формирует свои психологические комплексы. Одним из самых распространенных в научной среде является комплекс превосходства науки над любыми другими областями знания. Когда же этот комплекс сочетается с нелучшим человеческим качеством, которое Живая Этика называет самостью, то возникает то, что можно определить как превосходство самости. В этом случае трудно заставить кого-либо обратить внимание на что-то другое, что не связано с тем, что он делает сам. Он будет считать свое делание самым важным и, что особенно печально, самым истинным. Тогда все другие истины, методы, формы и так далее для него просто перестают существовать.
Нередко получается так, что ученый, даже знающий о Живой Этике, идущий навстречу ей, останавливается, не доходя до нее. Многие проблемы, которыми он занимается, так и остаются для него нерешенными. Ему не хватает того единственного шага, сделав который, он сможет понять, что такое духовный синтез систем познания или что собой представляют Законы Космоса, по которым живет и развивается Мироздание. Важнейшая задача переживаемого нами периода, который можно характеризовать как переход на новый эволюционный виток, заключается в необходимости ввести Живую Этику в научный оборот, сделав ее энергетическое мировоззрение неотъемлемой частью методологии новой синтетической системы познания.
1. Портильо Х.Л., Соди Д., Инфанте Ф.Д. Кецалькоатль. М., 1982. C. 174.
2. Мир Огненный. Ч. III, 60.
3. Рерих Николай. Листы дневника. В 3 т. М., 1996. Т. 3. С. 84–85.
4. Доклад сделан в 1997 году. – Ред.
5. Вернадский В.И. Размышления натуралиста: Научная мысль как планетное явление. М., 1977. Кн. 2. С. 111.
6. Владимир Вернадский: Жизнеописание. Избранные труды. Воспоминания современников. Суждения потомков. М., 1993. С. 219, 270.
7. Химия и жизнь. 1975. № 1. С. 29.
8. Флоренский П.А. Сочинения. В 4 т. М., 1996. Т. 2. С. 659.
9. Фудель С. Воспоминания // Новый мир. 1991. № 3. C. 201.
10. Раушенбах Б. Пристрастие. М., 1997. С. 44.
11. Там же. С. 40..